Наш человек в Европе

Радион Пухаев о «Возрождении», акциях протеста в августе 2008-го, выставках в Европе, искусстве Осетии в целом и дальнейших планах.
Радион Пухаев, руководитель международной некоммерческой организации «Renaissance-Sandidzan» («Возрождение»), сразу после участия в XI съезде осетинского народа во Владикавказе приехал в Цхинвал. Он является Полномочным представителем МИД РЮО в странах Бенилюкса и, кроме того, он цхинвалец, но дело не только в этом. Как исключительно деятельный и творческий человек, Радион Пухаев использует любую возможность получения новых впечатлений на Родине, чтобы чувствовать перспективы, понимать, в каком направлении следует продолжать работу на благо осетинского народа, который он не делит на северных, южных и европейских.
– Радион Асанович, в Осетии всегда было популярно название «Возрождение» для фондов, партий и других объединений, но Вы включили в название своей ассоциации осетинское слово «Sandidzan», может быть, поэтому она такая успешная? Расскажите, как все начиналось.
– Существовало несколько осетинских организаций в разных европейских странах, мы объединились и взяли название «Sandidzan». Я считаю не совсем верной народную мудрость, что, мол, «как корабль назовешь, так он и поплывет» – думаю, правильнее «как корабль построишь, так он и будет плыть». Мы создали организацию в поддержку Южной Осетии после войны 2008 года. Это было необходимо, прежде всего, с юридической точки зрения, потому что общественной организации было легче добиться разрешения, например, на акцию протеста. Когда здесь началась война, я сразу запросил разрешение на акцию перед зданием Гаагского трибунала в Голландии и перед штаб-квартирой Евросоюза в Брюсселе. Акцию перед Гаагским трибуналом мы провели еще в дни войны, но для акции в Брюсселе потребовался запрос через посольство, поэтому провести пикеты в Брюсселе нам удалось только с 16-го августа. Так началась наша организация, изначальной целью которой было донести до европейского сообщества альтернативную точку зрения о событиях в Южной Осетии, нашу правду о войне, потому что у них была однобокая информация. Мы призывали европейских политиков быть честными и объективно разобраться в вопросе. Были и другие мероприятия: публикации, «круглые столы», в Брюсселе мы организовали выставку фотографий августовских событий. Я помню один интересный момент – на выставке была представлена фотография, сделанная в Цхинвале Ланой Парастаевой, – детская игрушка в разбитом окне. Она очень понравилась одному посетителю, который оказался владельцем детской клиники, он хотел ее купить, я обещал подарить ему это фото после выставки, но мы, к сожалению, больше не увиделись. На выставке было представлено небольшое количество экземпляров книги «Пять дней одного августа», которые вначале мы пытались раздавать, но это же европейцы – все бесплатное вызывает у них настороженность, они считают это попыткой навязать им пропаганду, поэтому они их не брали. И мы решили продавать их за символическую цену – три евро, и уже тогда посетители стали их брать. Книги покупали после просмотра фотовыставки, которая отображала масштабы трагедии. Ближе к 2010 году такая форма работы стала неактуальной, встал вопрос, что делать дальше – сворачиваться или менять формат. И тогда родилась идея показать Европе Осетию, которую они не знают, – не в аспекте войны, а культуру, красоту нашей Родины. Этой идее мы с тех пор не изменяем.
– Кроме того, что Вы руководитель международной некоммерческой организации «Renaissance-Sandidzan» («Возрождение»), хотелось бы для читателя уточнить Ваш статус в структуре европейских организаций российских соотечественников.
– В прошлом году в Москве проходил XI Всемирный конгресс российских соотечественников, это большое мероприятие, которое проводится раз в три года. Между конгрессами в несколько этапов бывают выборы страновых координационных советов, а затем – региональных координационных советов. Меня выбрали представителем от Бельгии, а затем на первом заседании совета – Председателем регионального координационного совета российских соотечественников Европы и Северной Америки.
– Северная Америка добавилась недавно?
– С прошлого года. Так что, в целом для российских соотечественников это самый сложный участок работы.
– В Северной Америке, наверное, выросли осетинские общины в свете того, как популярна стала миграция в этом направлении.
– Я Вам хочу представить картину оттуда, взгляд со стороны Европы и Америки. Так вот: наблюдается обратный процесс, многие возвращаются. В России сейчас действуют две программы – по переселению и по репатриации, и даже из тех, кого я лично знаю, очень многие уже, если не едут, то, как минимум, об этом думают. И, слава Богу, потому что такая миграция, конечно, – серьезный вызов для нашего народа. Там очень сложно стало жить, это не та Европа, которая была еще лет 15 назад, в Америке то же самое – они в одной парадигме. Так что, со своего ракурса я вижу, что уехавшие потихоньку планируют возвращаться, потому что не хотят растить своих детей там, где десятки гендеров и так далее.
– Вас называют главным осетином в Европе, «нашим человеком в Европе». Вы сотрудничаете и с североосетинским руководством, и югоосетинским, а также с творческими людьми всей Осетии. Там, в Европе, Вы их, конечно, не разделяете.
– Большей частью сейчас я занимаюсь культурой и твердо уверен, что нельзя делить культуру, историю, традиции. Как Магреза Келехсаева можно относить к Северу или Югу? Он здесь родился, училище окончил. Сейчас живет и творит на Севере, он народный художник России и Южной Осетии. Поэтому исхожу из принципа, что я представляю и Север, и Юг Осетии. При этом непосредственно Южная Осетия наделила меня полномочиями, это для меня важно.
– Расскажите о себе, как Вы оказались в Европе.
– Можно сказать, случайно. Не планировал задерживаться там, но так получилось. Я всегда говорю – уехать легко, возвращаться сложно. Здесь я окончил исторический факультет ЮОГПИ, а в Амстердаме – киношколу, меня всегда привлекала эта сфера, но работать в творческом направлении мне было сложнее, потому что сразу понял, что от творческих людей там часто ожидают выполнения определенного политического заказа, тогда у тебя все будет хорошо. И если ты не готов работать, скажем, в антироссийском ключе, то надо рассчитывать на свои силы. Организовывать выставки, в принципе, не так накладно, наши художники зачастую живут у меня, а снять фильм все же дело серьезное. К тому же у меня такой принцип – если делать, то только очень хороший фильм, или не делать совсем. Снимать хорошие фильмы я не могу себе позволить, это слишком дорого. Я, кстати, снял во Франции материал для фильма, но этого недостаточно, надо снимать еще в Венгрии, Турции.
– Было бы очень интересно снять фильм о европейских осетинах. Например, в Венгрии, в Ясберене.
– В Ясберене мы тоже провели выставку. У меня такая идея для фильма: например, во Франции есть французы, которые когда-то были выходцами из нашего народа. Они намного раньше уехали, чем ясы, переселившиеся второй волной. А потом осетины уехали большой волной в Турцию. Я хочу подвести в своем будущем фильме к тому, что если ты потерял язык, то теряешь традиции и абсолютно все связи со своим народом. В Турции еще сохраняется привязанность к Осетии из-за того, что они не потеряли язык до конца. Идея фильма – четыре портрета выходцев из Осетии в разных странах: художник будет рисовать кого-то одного из тех, кого я назвал, и при этом общаться, разговаривать. Итог приводит к тому, что, теряя язык, ты теряешь все связи. Когда я снимал во Франции и говорил со своим персонажем о Беслане, о Южной Осетии, августе 2008 года, на него это по большому счету не производило впечатления. Другое дело – турецкие осетины, там, конечно, влияет много факторов, но основной из них все же язык. На съезде осетинского народа представитель турецкой диаспоры Садреттин Кусов сказал очень важные слова: «Если в Турции мы перестанем говорить на осетинском, мы потеряемся, и ничего катастрофического не произойдет для осетинского народа в целом, нас там 20-30 тысяч человек. Но если в Осетии перестанут говорить на родном языке, это будет трагедия». Я с ним соглашусь. Нелегко поддерживать родной язык, когда все государственные сферы работают на другом языке. Я в кулуарах съезда давал интервью на осетинском, и мне было трудно подбирать некоторые слова, особенно термины. Сложно, если в каждодневной жизни ты с ними не соприкасаешься.
– Что Вы скажете о преемственности среди европейских осетин? Старшее поколение старается не терять ирондзинад, соблюдать традиции, тянется ко всему национальному, а как младшее?
– Вы задели самый больной вопрос! Это самая большая проблема не только в осетинских обществах, но в целом в движении российских соотечественников. Мы, старшие, все равно привязаны к Осетии, к России, у нас есть связь и постоянная тяга к Родине, а молодежи, родившейся не в Осетии, к тому же у которых дома не особо говорят на родном языке, трудней сохранять свою национальную идентичность. Нюансов много, например, дети приходят с уроков истории, и мы дома проводим им свой урок альтернативной истории, я не заставляю их придерживаться именно этой правды, а предлагаю анализировать и делать выводы самим. А если этого нет, то попробуйте, когда они вырастут, не зная языка, не интересуясь традициями и историей, заставить их воспринимать информацию критически, когда они будут, к примеру, интерпретировать Великую Отечественную войну исключительно в контексте Второй мировой войны. Вряд ли на таком этапе у них еще будет какая-то потребность сохранения связи с Родиной. Никуда не денешься от влияния культуры среды обитания, они там растут, у них друзья местные, а ирондзинад ограничивается семьей. Мы стараемся каждый год всей семьей приезжать 8 августа в Цхинвал, это важно для нас самих в первую очередь. Наверное, приобщение молодежи становится уже каким-то частным делом – от каждого человека самого зависит, как он в семье воспитывает детей и т.д. Иногда доходит до комических ситуаций: я своим детям всегда говорю, осетины так не поступают, не ведут себя так, осетины так не говорят и т.д. Приехали мы в Осетию, и в какой-то момент они меня спрашивают: «Папа, мы точно в Осетии?» Да, преемственность – больной вопрос, мы постоянно думаем, что с этим делать, и на самом деле у нас нет решения. Мы стараемся и на праздники собираться, вот на Уастырджыйы бонтæ собрались, пытаемся молодежь подтянуть. Но мне кажется, здесь нужна более серьезная идея.
– Расскажите о Вашем самом известном проекте – о Днях культуры Осетии в Европе. Как стало возможно осуществить его, кто помогал?
– Идея проведения Дней культуры Осетии родилась в мастерской Вадима Пухаева после первой выставки. Мы поняли, что одной выставки мало, и стали подумывать над большим проектом. Почему бы не приехать художникам, не поговорить за «круглым столом» с другими художниками, с диаспорами, организовать пленэр, концерты, показ фильмов? Так началась наша работа. Вадим консультировал меня, поскольку во всем этом хорошо разбирался. Он делал не только каталоги к выставкам, но и афиши к ним. Должен сказать, Вадим Пухаев – очень ответственный человек, всегда выполняет обещанное, и очень сильный художник. Вначале было сложно, потому что, по сути, приходит, скажем, в галерею человек с улицы и говорит, что хочет провести у них выставку, а у них нет интереса к таким предложениям, потому что они не знают ничего об организаторах. Прошло много времени, прежде чем я смог убедить этих людей, а потом они увидели уровень наших художников, и им очень понравилось, так мы преодолели этот скепсис. Мы издали хороший каталог, это очень помогает в выставочном деле, и с каждым разом становилось легче по мере того, как укреплялась наша репутация. Мы зарекомендовали себя, хотя это было не очень просто, много сил и средств ушло, финансовую поддержку оказывали и Южная Осетия, и Северная. В июле 2022 года мы организовали выставку работ осетинских художников в Еттен-Люре, в одном из музеев Ван Гога в Голландии. Это была грандиозная выставка, мне кажется, что такого у нас не было и, боюсь говорить, уже не будет. Было представлено 114 работ 25 художников. Работники музея тоже постарались, подготовили экспозицию профессионально, я помогал им, но когда все было готово, все равно был потрясен уровнем.
– Музеев Ван Гога несколько, этот все же какой-то особенный?
– Этот музей находится в бывшей церкви, где отец Ван Гога долгое время служил пастором и где Винсент стал художником, то есть это самое знаковое место в его творческой биографии. Он разрывался между религией и искусством, и, наконец, вернувшись из Бельгии в Еттен к родителям, стал художником. В его личности это место сыграло определяющую роль.
– Как отбираются наши художники, которые хотят участвовать в этом проекте?
– Как такового конкурсного отбора у нас нет, просто связываемся с художниками, консультируемся по картинам, они знакомят с кем-то, контакты у нас прочные. После 2022 года стало сложней работать. Иногда не удается получить визы своевременно, срывается участие художника, так уже было с участием художников Тимура Андиева, Алана Касоева, Алана Битиева. В 2013 году у нас проходили выставка и пленэр в Голландии, 2013-й год был перекрестным годом культур Голландии и России, и наши мероприятия вошли в программу этого года. Мы всегда старались приурочить наши мероприятия к каким-то большим культурным событиям, искать возможности, где «выхлоп» будет больше. В Брюсселе, к примеру, каждый год проходил фестиваль «Рандеву с Россией», в Венгрии – Всемирный конгресс ясов, в Люксембурге – Российсколюксембургский фестиваль культуры, который всегда проходил в замке Бофор, и мы к этим событиям приурочивали наши мероприятия. Устраиваем официальную выставку в Галерее или в Русском доме и становимся участником этого фестиваля. В Брюсселе на «Рандеву с Россией» у нас был мастер-класс наших художников – Вадим Пухаев, Владимир Айларов и Ахсар Есенов под осетинскую музыку на сцене сделали три работы, мы вначале боялись, что это будет неинтересно, но не поверите, какой интерес это вызвало. Концерт смотрели меньше людей, чем их.
– Наши художники ездили с Вами в Италию, видели шедевры живописи, это имеет огромное значение для любого художника. Как они реагировали?
– Я сам был под сильнейшим впечатлением, к тому же, когда такие мэтры, как Лаврентий Касоев, Магрез Келехсаев, Ахсар Есенов, Вадим Пухаев рассказывают тебе об этих шедеврах, о которых знают все! Когда мы ходили смотреть Сикстинскую капеллу в Ватикане или Пантеон, я просто наблюдал за Лаврентием. Это надо было видеть, особенно в музее Орсе в Париже, самом большом музее импрессионистов! Он ведь рассказывал своим студентам об этих картинах, а тут видел их перед собой. Однажды он забыл взять вторые очки и очень переживал, то приближался к картинам, то отходил подальше. А как они там между собой общались! Перечисляли методы нанесения краски, сыпали какими-то терминами, это было очень интересно, вызывало мое безграничное восхищение. На самом деле ходить в музей надо или с гидом, или с художником.
– А чувствуется обратный процесс? Европейцы замечают высокий уровень наших художников?
– Безусловно, замечают, такое мне говорили не раз. Однажды в Голландии в 2013 году ко мне подошел человек и сказал: «Спасибо Вам, что мои глаза и душа порадовались, я получил истинное удовольствие, давно такого не видел!» А когда в 2022 году открылась наша выставка в музее Ван Гога, у меня взяли интервью в местной газете, после чего опубликовали статью с провокационным заголовком: «Русские художники выставили свои работы напротив места, где живут украинские беженцы». Я позвонил журналисту и спросил: «Вам не стыдно? Разве я что-нибудь говорил об Украине? Я рассказывал Вам об осетинском искусстве, осетинских художниках, говорил о красоте, а Вы что написали? Вы натравили украинских беженцев на мою выставку, на меня лично!» Администрация музея нас поддержала, потому что у нас была давняя договоренность, мы должны были провести выставку в январе 2022 года, но из-за пандемии перенесли на более поздний срок. Журналист извинилась и переделала все на сайте, хотя газета уже вышла. Но нет худа без добра – по итогам этой статьи интерес к выставке только вырос. Был еще такой случай, пришел человек, купил билет в музей, подошел ко мне и сказал, что он всю жизнь преподавал живопись в академии искусств, специально приехал издалека и хотел бы поговорить после того, как посмотрит выставку. Он был преклонного возраста, поэтому я ждал его, смотрел он два часа, садился на диванчики, отдыхал и потом продолжал смотреть. Мы долго общались, он назвал картины, которые ему особенно понравились. Главное, что меня удивило, – он рассказывал мне о характерах авторов картин, которых я хорошо знаю, по их стилю и почерку и не ошибался. Он был очень впечатлен. У наших художников хороший уровень, они достаточно конкурентоспособные, наш фольклор и наши художники это на самом деле то, с чем можно выходить в мир без стеснения.
– А наши художники поработали там? Как не воспользоваться таким случаем?
– Конечно, они там писали, у нас бывали пленэры, сейчас такая практика уже редкость в Европе, а наша группа сидит, рисует, люди останавливаются, наблюдают за работой, подходят, не каждый день такое увидишь, там много общения было. Так у нас родился проект «Отражение Европы» – Европа глазами современных осетинских художников. В Союзе художников России очень хвалили нашу идею, мы выставляли эти работы в Москве, Владикавказе, Майкопе, а также в Цхинвале.
– Какие перспективы у выставочной деятельности сейчас, когда стало сложнее планировать?
– Еще до СВО я предложил искать другие направления, рассматривать, к примеру, страны БРИКС для нашей деятельности, находил пути и контакты, но притормаживал договоренности, потому что надо было подтягивать свои возможности. БРИКС сейчас стал мегаактуальным, так что, мы немного опаздываем, но работаем в этом направлении.
– Какую еще работу, помимо выставок, осуществляет «Сæндидзæн»?
– Концерты, показ фильмов, публикации. Мы выпускали ежеквартальный журнал «Ренессанс» на французском языке по событиям 2008 года, рассылали его в Евросоюз, Европарламент, во все международные организации – Amnesty International, Красный крест и другие с просьбой ознакомиться с информацией и принять ее во внимание. Я получал гневные письма в ответ – не присылать им пропаганду. Что тут скажешь, после этого вера в международные организации у меня сильно пошатнулась. Мы организовали концерты ансамбля «Къона», это были одни из их последних концертов, потом группа распалась. Это были феерические выступления в Брюсселе, Люксембурге и Париже. Они так были вдохновлены атмосферой, реакцией зала, что выступали просто как небожители, «порвали зал», как модно сейчас говорить. О таком необыкновенном, уникальном коллективе надо было заботиться, Осетия могла себе позволить их содержание. Такие вещи нельзя упускать, это как рождение звезды, и терять такое неправомерно. Да, работать в последнее время стало сложней, поэтому я на последнюю выставку пригласил осетинских художников, которые живут в Европе, чтобы не получилось осложнений с визами и т.д., будем искать и другие возможности. В нашем деле нельзя ничего не делать, потому что восстанавливать потом бывает сложно. Нельзя останавливаться в деле популяризации осетинской культуры.
Газета «Республика». РЮО