- Как вообще становятся следователями? Кто они – сверхлюди или обычные граждане со своими слабостями и проблемами?
- В моем случае ситуация не совсем стандартная, потому что все приходят в следствие молодыми, где-то в 22-25 лет, движутся по карьерной лестнице и в какой-то момент, возможно, оказываются в отделе криминалистики. Этот отдел своего рода оплот - «старожил» следствия, опытных работников, которые осуществляют соответствующий надзор и криминалистическое сопровождение в работе следователей. А у меня получилось наоборот, я изначально попал в отдел криминалистики, имея уже экспертный опыт, опыт оперативной работы, проработав в отделе криминалистики с 2008 по 2020 годы.
Потом в связи с реорганизацией отдела криминалистики я принял решение уходить в следствие уже в звании подполковника. Таким образом получается, что я «молодой» следователь (смеется). Работаю следователем уже полтора года и нисколько не пожалел, потому что здесь есть масса плюсов: это интересная работа во всех отношениях, начиная от полной свободы выбора тактики расследования до колоссальной ответственности, что дает стимул «расти и крепнуть».
А что касается «сверхлюдей», то таких вообще в принципе не бывает. Кто бы что ни говорил, все люди со своими ограничениями, сильными и слабыми сторонами. Просто, если ты становишься следователем, то государство начинает к тебе как к человеку, личности предъявлять повышенные требования. Здесь уровень ответственности очень высок, такое еще, наверное, у врачей. Если их деятельность связана со спасением жизни и сохранением здоровья, то следствие связано с установлением объективной истины и защиты прав и свобод человека, как потерпевших, так и преступников.
Я не помню, чтобы кто-либо, попадая к нам, испытывал удовольствие или радость, задача же следователя в первую очередь – это способность чувствовать человека.
- Как проходили первые рабочие дни? Что запомнилось из дел тех лет? Каким было первое дело? Много времени на это ушло по неопытности?
- Как я уже сказал, мой случай не совсем стандартный, мне помог стаж криминалистической работы; процентов шестьдесят того результата, который сейчас имеется, сформирован именно в прошлые годы.
Первое дело было достаточно сложным и «грязным». Речь шла о половом преступлении в отношении подростка, человек всячески не признавал это преступление. Кстати, этот подросток сам не заявлял о совершенном против него деянии, это было установлено следственным путем и, соответственно, дело простым не назовешь. В то же время оно было интересным в той части, что каждый день приходилось опровергать его доводы, работать с людьми, находить свидетелей, назначать экспертизы. Первое дело, конечно же, запоминается, так сказать, эмоциональная память.
- Есть ли в Вашей практике нераскрытые дела?
- Против следователя и оперативника всегда играет время, с течением которого утрачиваются следы, теряется возможность установить свидетелей. В моем производстве были дела, которые были возбуждены в прошлые годы – 10-15 лет назад. Периодически с ними работа проводится следователем, производство по делу возобновляется, после чего следователь, исходя из собранных материалов, принимает решение, что делать дальше, но с учетом того, что прошло много времени, очень тяжело бывает. По одному из дел (убийство), которое было в производстве у меня, удалось установить местонахождение подозреваемого. Он долгое время был в розыске, думали, что он находится в европейской стране, но следственным путем было установлено, что он находится в сопредельном государстве. В силу того, что должны соблюдаться международные договора, так как он является гражданином иной страны, направили компетентным органам поручение, сейчас ждем ответа. Может быть, будет даже экстрадиция. Это из «свежих» дел, нераскрытых у меня не было.
- Как близкие относятся к Вашей работе?
- Говорят, что мало бываю дома, а так с пониманием, в некоторой мере с сочувствием.
- Хотели бы, чтобы Ваши дети пошли по Вашим стопам?
- Вообще в отношении детей у меня свое мнение. Ни в коем случае родители не должны советовать, тем более настаивать, а хуже всего принуждать к выбору какой-либо профессии. В какой-то момент ребенок должен сам определиться со своими талантами и воззрениями. У всех своя жизнь. Если захотят, то пожалуйста, если нет, то это их выбор.
- Как Вы относитесь к критике, которая звучит в адрес правоохранителей?
- Критика должна быть всегда, от нее мы никуда не денемся, и людям вообще свойственно критиковать, по существу или нет. Что касается правоохранительных органов, зачастую она бывает обоснованной, но лишь в определенной части. Например, как и в любой структуре, у нас существует своя пресс-служба, которая призвана предавать гласности нашу деятельность с определенными ограничениями, призванными не навредить качеству и полноте проводимых расследований. Также, мало кто знает, что большинство судебных решений находится в открытом доступе, а люди, не изучив никаких материалов, начинают критиковать правоохранителей беспредметно. Но бывает и конструктивная критика. Как я уже говорил, основная задача следователя - уметь понять, чего хочет человек, доступным языком это разъяснить. Когда человек уходит неудовлетворенным, ему не объяснили, его просто развернули и отправили, он, конечно, возмущен и потом это все выливается в социальных сетях и в других интернет-ресурсах. Надо держать баланс и задача пресс-службы любого правоохранительного органа - грамотно доносить информацию до населения.
- Вам поступали угрозы?
- Угроз не бывает, если следователь себе не позволяет хамить, переходить на личности, угрожать. У меня были разные категории подозреваемых, ко всем я относился с пониманием. Потому что знаю: как только я перейду грань, человек имеет право поступать аналогичным образом, это социальный «закон». Были другие случаи – провокации. Человек меня намеренно выводил под какие-то беседы касаемо материальных вопросов. Прямо он об этом не говорил, чтобы я формально не смог принять решение о написании рапорта о том, что поступили какие-то незаконные предложения. Обрубаю это сразу, потому что я не даю повода, а все, что может «опорочить» меня как личность, жестко пресекаю.
- Какие резонансные преступления, ставшие достоянием общественности, были в Вашем производстве?
- Они все, так сказать, «свежие», поэтому я не могу пока о них говорить, по ним ведутся следственные действия. Из прошлого есть - еще будучи криминалистом, это работа по взрывам на Центральном рынке Владикавказа и ряду терактов в сопредельных республиках.
- Чем Вы занимаетесь вне рабочего времени?
- С переходом в следствие снова начал заниматься спортом, есть у меня хобби – стреляю, занимаюсь в формате «хобби» сварочными работами.
- Какие привычки лучше всего оставлять на работе?
- Скорее, наверное, работу нельзя нести домой, в том формате, как мы ее здесь видим. А вообще, если человек плохой, он такой везде: и дома, и на работе. Домой нельзя нести «грязь», это самое главное.
- Как Вы справляетесь с трудностями профессии?
- Особых трудностей нет. Главная сложность – это нести ответственность, осознание того, что от тебя зависят судьбы людей.
- В таком случае, можно ли сказать, что Вы с радостью открываете дверь своего кабинета?
- Да, на самом деле так.
- Над чем интересным сейчас работаете?
- Сейчас у меня в основном налоговые и должностные преступления. Это огромный ворох информации, который нужно анализировать. Материалы, которые я должен изучить в настоящее время, содержат более 4,5 тысяч страниц, причем, это еще даже не уголовное дело. По другому делу - «коммерческий подкуп» - вообще целый мешок и это все не только нужно просмотреть, но и проанализировать, сопоставить с иными фактами, дать юридическую оценку, более того, ни в чем не нарушить уголовно-процессуальный закон.
- Вам не бывает обидно, когда Вы проводите большую кропотливую работу в установлении виновности подозреваемого, а он потом «мягко получает» или вообще «соскакивает» в суде?
- Главное, это не тяжесть наказания, а его неотвратимость. Суд отправляет правосудие, это его основная задача, поэтому обид не бывает. А когда дела рассыпаются в суде, это в большинстве случаев недостаточно профессиональная работа следователя.
- Какие из личностных, эмоционально-волевых качеств необходимы в Вашей профессии?
- Помимо интеллекта, определенный уровень следственной «наглости». Мы не каштаны собираем, каждый, кто сюда попадает, так или иначе пытается нас обмануть и это бывает ежедневно. Наглость не в том понимании, как хамство, а наступательность, умение лавировать в «море» информации, как объективной, так и ложной, созданной с целью избежать наказания. Наверное, меня можно сравнить с хорошей охотничьей собакой, которой нравится бежать, охотиться, но опять-таки с суровыми ограничениями, как моральными, так и с хорошим пониманием уголовного процесса как такового. Следователь в одном лице должен сочетать и «опера» в классическом понимании, и эксперта, и прокурора. Причем это все должно гармонично сочетаться, ключевое слово – «гармонично».
- Были такие моменты, когда жалели о выборе профессии?
- Не то чтобы жалею, я хотел бы альтернативу. Я с удовольствием бы стал врачом, это еще пришло ко мне в школе, но получилось так, как получилось.
- Есть ли категория преступников, к которым Вы относитесь с большой ненавистью?
- Ненависти нет, потому что как только мы начинаем пускать эмоции в свою профессию, мы перестаем мыслить трезво и объективно, а это очень важно в следственной работе. У меня были случаи, когда человек обвинялся в особо тяжком преступлении против половой неприкосновенности малолетних. И если ты изначально допустил ненависть к нему, то сориентировал себя на то, что он это точно совершил, ты уже не можешь трезво относиться. Всегда надо давать шанс, что человек этого не делал, это очень важно.
- Ваше отношение к смертной казни…
- Отрицательное, никто не вправе решать, умирать человеку или нет. Все-таки бывает какой-то шанс, что все было не так. И на Западе таких примеров масса, и у нас есть случаи. После 5-6 лет отсидки выясняется, что это был не он, а с развитием генетики, к примеру, у невиновного человека есть шанс против несправедливого обвинения, оговора. Поэтому я против.
- Какие у Вас были ожидания от работы и какой она оказалась в реальности?
- У меня нет никаких иллюзий, я наслаждаюсь каждым днем работы.
- Редакция нашей газеты с самого начала следила за резонансным «делом Цкаева», каково Ваше отношение к этому делу?
- Я не правомочен давать оценку суду, но как человек, юрист, могу сказать, что это прерогатива суда, он определяет вид и размер наказания, суду я верю. Меня возмущает больше другое – комментарии в соцсетях, например, о затягивании процесса, при этом многие не понимают, почему нельзя было быстро осудить обвиняемых. Вы понимаете, десять человек, это огромный массив информации, который обрабатывает один судья и это только часть «айсберга».
Что касается осужденных сотрудников полиции, то моя позиция такая. Если эти люди позволили себе сделать такие вещи, то не «система» их такими сделала. Это начинается с малого, с воспитания. Очень легко все оправдать работой, системой, это неправильно, каждый сам решает для себя, что ему дозволено, а задача государства – обеспечить неотвратимость наказания.
- Дайте несколько советов: что делать начинающим следователям и чего не делать никогда?
- Начинающим всегда нужно учиться, это ежедневное самообразование. Не чувствовать себя выше других, ни в коем случае не общаться с людьми пренебрежительно, кем бы они ни были. Избегать «грязных» вещей, например, фальсификаций, потому что судьба человека, который сидит напротив, во многом зависит от тебя, а твоя - от него. Никогда нельзя терять землю под ногами.
Арсен Дряев